Список статей - ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ МЕТАФОРЫ И ЕГО ПЕРЕДАЧА ПРИ ПЕРЕВОДЕ (тексты газетно-публицистического стиля)
ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ МЕТАФОРЫ И ЕГО ПЕРЕДАЧА ПРИ ПЕРЕВОДЕ (тексты газетно-публицистического стиля)
Современной лингвистике хорошо известны проблемы семантики и прагматики метафоры, перевода метафоры. Существуют разные точки зрения на определение, происхождение и классификацию метафор, хотя основой метафорических образований всегда остается перенос значения на основе сравнения. Сформировались методы, предоставляющие инструментарий для решения вопросов прагматики метафор, используемых в текстах газетно-публицистического стиля. Вместе с тем прагматическая проблематика остается одной из самых малоизученных областей метафорологии, поскольку существующие работы по исследованию метафоры [Долинин, 1978; Хованская, Дмитриева, 1991; Морен, Тетеревникова, 1970], ее прагматического аспекта [Лакофф, Джонсон, 1990; Будаев, 2006; Баранов, 2006; Рыкова, 2003] и его передачи при переводе [Немировская, 2006; Губернаторова, 2003; Вошина, 2003] еще не создали обобщающей системы.
Мы попытаемся расширить стратегии перевода метафоры, поскольку перевод когнитивных метафор может стать еще одним этапом в развитии сравнительных исследований языковых картин мира разных стран и культур. Концептуальная теория метафоры полнее отражает суть, назначение и механизм функционирования метафоры как способа человеческого мышления. В связи с этим методологической базой здесь служат коммуникативно-прагмати-ческий и когнитивный подходы. Нашей целью было описание метафоры как совокупности когнитивно-коммуникативных стратегий и выявление степени полноты передачи ее прагматического аспекта при переводе. Для этого нужно было решить ряд задач: 1) описать метафорическую семантику как систему взаимосвязанных элементов (первоначальное значение слова; образ, который рождается в результате сопоставления; новое понятийное содержание, новая номинация, возникающая в результате осмысления метафоры); 2) дать краткий обзор функций, видов и типов метафор; 3) изложить основные положения когнитивной теории метафоры; 4) показать реализацию прагматического эффекта метафоры на семантическом и когнитивном уровнях; 5) проследить отражение функционирования метафоры как средства речевого воздействия в текстах газетно-публицистического стиля французского языка; 6) рассмотреть и практически применить существующие стратегии перевода метафоры с целью выявления возможности или невозможности полной передачи ее прагматического аспекта при переводе.
Материалом для исследования послужили контексты метафор, полученные методом сплошной выборки. В качестве источников были использованы газетные и журнальные статьи во французских периодических изданиях — Le Monde, Le Point, Paris Match. При описании главных семантических и когнитивных характеристик метафоры и лексико-грамматических особенностей французской прессы (с акцентом на прагматику) уделено внимание и проблеме взаимодействия функциональных стилей в газетных текстах разных жанров, жанровой стилистике. Дан семантико-прагматический анализ и переводы когнитивных метафор, а также когнитивных комплексов метафор (группа ориентационно-онтологических метафор).
Семантика и прагматика метафоры
Цицерон писал о существовании метафоры в следующих выражениях: «Возможно, метафоры являются лишь заимствованиями, за неимением нужного термина в языке, мы заимствуем из других то, чем мы сами не владеем. Метафора выражает идею с бóльшим блеском и большей выразительностью; она прибавляет выразительности предмету и позволяет достичь большей краткости изложения» [Cicéron, 1968]. Данное определение актуально и для современной лингвистики, в которой метафора определяется как «троп, состоящий в употреблении слов и выражений в переносном смысле на основании сходства, аналогии», а также как «оборот речи, заключающий скрытое уподобление, образное сближение слов на базе их переносного значения» [Виноградов, 1963; Ахманова, 2007; Марузо, 1960; Якобсон, 1970; Долинин, 1978; Стерн, 1932; Томашевский, 1959; Хованская, 1984; Хованская, Дмитриева, 1991; Потоцкая, 1974; Морен, Тетеревникова, 1970; Colignon, Berthier, 1984; Словарь..., 1957; Словарь..., 1990; Словарь..., 2005].
Дж. Миллер определяет метафору как сокращенное сравнение, «утверждение сравнения, в котором что-то опущено» [Миллер, 1990, с. 260]. Эту точку зрения не разделяет А. Вежбицкая [Вежбицкая, 1990, с. 143]. Но такое определение происходит из разграничения метафоры и сравнения, сделанного Ш. Балли. В сравнении мы используем слова, которые дают нам понять, что сравниваются две вещи. Например, если мы говорим о разгневанном человеке «он словно лев», то это сравнение. Но когда мы говорим «он — настоящий лев», сравнение находится только в со-знании, а не в словах, и это — метафора [Балли, 2001, с. 221; Colignon, Berthier, 1984, с. 55].
Метафора как стилистическая фигура имеет множество функций, среди которых выделяются главные:
улавливать и создавать сходство между двумя несходными вещами [Федорюк, 2001];
обогащать словарный состав языка и придавать выразительность стилю изложения (словообразовательная и стилистическая функции) [Потоцкая, 1974, с. 123];
приписывать «предмету (понятию, явлению) некоторого признака или комплекса признаков, которые иначе приписать ему нельзя» [Долинин, 1978, с. 137];
красочно представлять живые существа и предметы, рисовать нравственный портрет и состояние души (описываемых) персонажей, объяснять факты общественной жизни, убедительно излагать идеи, касающиеся искусства, философии, жизни общества и др. [Морен, Тетеревникова, 1970, с. 182].
О.Е. Вошина рассматривает метафору как полифункциональное единство. Под полифункциональностью понимается одновременная реализация номинативной и прагматической функций. Номинативная функция метафоры реализуется через передачу семантической информации, а под прагматической функцией подразумевается передача образности метафоры [Вошина, 2003, с. 60].
В метафоре сочетаются признаки компонента-означаемого и компонента-означающего. Сочетание таких признаков, их отношения между собой и составляют основу механизма построения метафоры. Б.В. Томашевский писал: «Простое наименование признака, требующего выделения, не всегда удовлетворяет требованиям выразительности. Поэтому иногда наименование признака сопровождается сопоставлением характеризуемого с предметом или явлением, обладающим в полной мере данным признаком» [Томашевский, 1959, с. 201]. Б.В. Томашевский закрепляет за метафорой функцию выразительности и определяет цель метафоры в «присоединении к предмету того признака, который скрыт в самой метафоре» [там же, с. 221].
Г. Стерн и К.А. Долинин одинаково считают, что метафора «выражает оттенки мысли и чувства, которые не могут быть выражены в речи иначе, либо могут быть выражены недостаточно точно» и что «метафора — не украшение, а средство выразить невыразимое» [Stern, 1932; Долинин, 1978, с. 135].
По мнению З.И. Хованской и Л.Л. Дмитриевой, механизм функционирования метафоры таков: метафора основывается на двойной актуализации, или на одновременном и недвусмысленном употреблении двух значений одной лексической единицы. На уровне семы этот прием состоит в сохранении в контексте различительных признаков двух значений, а также во взаимодействии этих признаков, которые обычно выполняют различительную функцию (для этих значений). В данном случае они не только сохранены, но и специальным образом акцентированы контрастирующими элементами контекста [Хованская, Дмитриева, 1991, с. 251]. Сочетание контрастирующих элементов контекста и рождает новое значение, что отвечает словообразовательной функции метафоры. Двойная актуализация подчеркивает семантический потенциал полисемичной единицы, ослабляя противопоставление абстрактного и конкретного [там же, с. 252].
Абстрактное и конкретное в метафоре как две обязательных составляющих любого компаративного тропа больше не противопоставляются, а сравниваются как сходные, аналогичные явления. Таким способом получается синтез — новое значение. В отличие от оксюморона метафора, сочетая противоположности, выражает сравнение, а не контраст [Миллер, 1990, с. 274].
Метафора состоит из компонента-определяемого (обозначающего), то есть того, чему приписываются признаки, и из компонента-определяющего (обозначаемого), то есть того, что эти признаки несет. Первый компонент — это тема (символ а), второй — образ (символ b). В отличие от образа, всегда присутствующего в метафоре, тема может быть и опущена. По этому признаку различают двучленную метафору , где присутствуют а и b, и одночленную метафору, где присутствует только b. Образ всегда присутствует в метафоре, тогда как тема может быть выражена, но может быть и опущена [Долинин, 1978, с. 137].
Рассмотрим виды и типы метафор. Одночленная метафора может быть а) глагольной, б) адъективированной, в) именной.
а) Dans l’entourage de M. Sarkozy, on réfute tout soupçon d’avoir voulu chasser un cyclone médiatique par un autre [LM, 2007, с. 8]. — В окружении господина Саркози отклоняется любое подозрение на желание один информационный вихрь согнать другим (здесь и далее перевод мой. — А.К.).
б) ...son calot de travers sur son front têtu [Nimier, 1950, с. 17] — ...с пилоткой, надвинутой на упрямый лоб.
в) ...l’univers médiatique huilé du président de la République [LM, 2007, с. 8] — ...хорошо слаженная и популярная в СМИ вселенная президента республики.
В каждом случае при метафорически употребленном слове имеется слово или словосочетание, связанное с ним синтаксически и употребленное в прямом смысле. К.А. Долинин предлагает назвать этот элемент «опорным словом» и обозначить символом А. Следовательно, формула для одночленной метафоры выглядит так: А+ b. Двучленная метафора обычно представлена двумя именными группами: а) предикативом и б) приложением и именным словосочетанием:
а) la disparition du tabac dans les lieux publiques est une façon moins anodine de tirer sa révérence [LP, 2008, с. 3] — исчезновение табака в общественных местах — это наименее безобидный способ раскланяться и уйти.
б) Crédit agricol, l’un des piliers du secteur bancaire français, (...) a révélé… [LM, 2007, с. 1] — Сельскохозяйственный кредит, один из оплотов банковской отрасли, обнаружил…; ...la fumée du souvenir [Nimier, 1950, с. 42] — дымка воспоминаний.
Двучленная метафора может быть представлена формулой а = b [Bouverot, 1969], поскольку конструкции, в которых соединяются а и b, будь то предикативная конструкция, приложение или именное словосочетание, имеют одно и то же грамматическое значение. Однако а и b обозначают заведомо не тождественные, далекие, порой даже принадлежащие к разным логическим категориям понятия, и, следовательно, метафора может уподоблять:
абстрактные и конкретные понятия: ...la sortie du carcan des 35 heures [LP, 2008, с. 32] — ...освобождение из железного ошейника 35-часовой недели;
одушевленные существительные и другие живые существа: La victime était un maniaque du rangement [Jarrige, 2002, с. 75]. — Убитая была маньяком порядка;
живые существа с неодушевленными предметами: ...le président de la République est un coeur à prendre [LM, 2007, с. 8] — ...сердце президента республики свободно;
человека и животного: Je connais bien les lieutenants que je vais mettre sur le coup. Je vais les mettre au parfum et je vous garantie leur discrétion [Jarrige 2002, с. 86, 221]. — Я хорошо знаю лейтенантов, которых я собираюсь отправить на задание. Я дам им след и я гарантирую их молчание. De mon côté, je voyait arriver dans ma boîte de jeunes loups qui voulaient prendre ma place [там же, с. 86, 242]. — Что до меня, то я видел тех «молодых волков», приходивших сюда и желавших занять мое место;
человека и насекомого: En attendant, nous devons continuer notre travail de fourmis... [там же, с. 86, 262] — В ожидании мы должны продолжать нашу кропотливую работу;
неодушевленные предметы, абстрактные понятия с живыми существами (метафора построена на олицетворении): L’Etat providence… est le fils dégénéré de l’Etat monarchique… [LP, 2008, с. 31] — Государство-Провидение… — это выродок монархического Государства...; En une seconde je pense amoureusement aux villes, aux maisons bien-aimées, aux trottoirs, à leur douce peau goudronnée [Nimier, 1950, с. 44]. — В следующую секунду я с любовью вспоминаю о городах, о возлюбленных домах, о тротуарах, об их нежной коже, пропитанной смолой;
явления социального и морального порядка, абстрактные понятия с материальными предметами: ...huit chapitres ont été gêlés par Bruxelles en 2006 [LM, 2007 с. 6] — ...восемь статей были заморожены правительством Брюсселя в 2006 году; ...le SIS... est devenu un outil majeur de la coopération judiciaire et policière [там же] — ...система информирования на территории Шенгенской зоны (СИТШЕЗ) стала главным инструментом юридического и полицейского сотрудничества;
события человеческой жизни и природные явления: Si j’avais su ce qui s’amassait au-dessus de ma tête, les orages et ma noire infortune, je n’aurais pas musardé, perdu mon temps, ma vie et mon avenir militaire [Nimier, 1950, с. 24]. — Если бы я знал, что сгущалось над моей головой, грозы и мрачные невзгоды, я бы не ротозейничал, не упустил моего времени, моей жизни и моего военного будущего.
Двучленная метафора представляет собой семантически противоречивое высказывание в силу прямого противоречия значения синтаксической конструкции с лексическим значением компонентов. К.А. Долинин полагает, что грамматическое значение (а = b) является ведущим в процессе восприятия. Читатель ищет в образе те семы-признаки, которые, принадлежа b, могут в то же время характеризовать и а. Все признаки, который читатель выделяет из b и прилагает к а, остаются элементами «нерасчлененного представления, в котором совмещены признаки разных предметов» [Федоров, 1969, с. 22]. Одночленная метафора состоит в том, что опорному слову А приписывается «чужой» атрибут b. Этот чужой атрибут вызывает представление о своем постоянном, узуальном «хозяине». К.А. Долинин обозначает его символом В. Под влиянием сближения атрибутов а и b в сознании читателя происходит сближение «хозяев» — А и В. Таким образом, характер отношений между элементами формул следующий:
1) для двучленной метафоры А = b, где А и b — имена предметов и явлений, между которыми утверждается отношение тождества или включения;
2) для одночленной метафоры А и b принадлежат к различным категориям и между ними устанавливаются иные отношения: А создает b или А характеризует b [Долинин, 1978, с. 137—144].
Характер отношений между элементами метафоры может быть более или менее прямым, непосредственным, более конкретным или более абстрактным [Морен, Тетеревникова, 1970, с. 179]. В многослойной метафоре одновременно реализуются несколько значений слова. С точки зрения отношений между компонентами многослойной метафоры (которая может быть и одночленной и двучленной), необходимо отметить, что в ней возникает вторичное сближение между А и В. К.А. Долинин приводит пример: Le corbeau. — L’accent grave sur le sillon, где на первом уровне дешифровки le corbeau — это l’accent, так как тело сидящей вороны располагается примерно под углом 45°. У слова grave одновременно реализуются несколько значений: фразеологическое в составе терминологического сочетания accent grave и свободные — серьезный, важный, низкий (о звуке). То есть значения слова характеризуют ворону (или ее крик) как вестника несчастья. Но слово grave выступает здесь не только как характеристика звука, но и как окказиональное звукоподражание. На втором уровне дешифровки в метафоре происходит вторичное сближение между А (le sillon) и В — узуальным «хозяином» accent grave, то есть строкой. Следовательно, строка подобна борозде, и тот, кто производит строку (писатель), сравнивается с тем, кто производит борозду (пахарь). Таким образом, в метафоре L’accent grave sur le sillon одновременно присутствуют два образа: вороны и писателя.
Образ в развернутой метафоре (la métaphore suivie ou filée) — это сложное семантическое образование: развернутое словосочетание, предложение или текст. Отличие развернутой метафоры от многослойной состоит в том, что в первой образ реализует те семантические, лексические и грамматические валентности, которые присущи ему в прямом значении [Долинин, 1978, с. 146].
По типам метафоры делятся на структуральные (типы актуализированного значения) и функциональные (по степени актуализации конкретных смыслов). Структуральные метафоры строятся:
на взаимодействии прямого (свободного) и переносного (функционально ограниченного) смыслов; семантическая связь последнего обновлена контекстом;
на параллельной актуализации прямого смысла, закрепленного в узусе, и нового значения, являющегося результатом полного его преобразования. Здесь мы видим комбинированный троп: метафорическая метонимия и метонимичная метафора;
на комбинировании прямого смысла слова с его значением в узусе или с его этимологическим источником. Последнее встречается намного реже ввиду его исключительно литературного и книжного характера.
Для функционального типа метафоры важна степень полноты, характеризующей актуализацию конкретного смысла. З.И. Хованская предлагает ограничить изучение всех видов функциональной метафоры рассмотрением различий между простой (simple) и развернутой (développée ) метафорами.
В развернутой метафоре реализация полноты значения совершеннее, тогда как простая метафора актуализирует один или два признака смысла только строго необходимые, чтобы обеспечить метафоричность выражения. Именно такая «несовершенность» актуализации употребленных смыслов, характерная для простой метафоры, объясняет природу комических эффектов, афоризмов и каламбуров [Хованская, Дмитриева, 1991, с. 252—258].
Метафора может быть полной (métaphore totale) и частичной (métaphore partielle) по функции или признаку [Потоцкая, 1974, с. 123].
Пример метафоры по признаку: ...cette annonce fait l’effet d’un coup de tonnerre dans le ciel [LM, 2007 с. 1] — ...это заявление прогремело, словно гром среди ясного неба.
Пример метафоры по функции: ...les banques françaises sont invitées à éplucher leurs comptes [там же] — ... французские банки приглашены провести ревизию своих счетов.
Когда перенос значения касается только одного из компонентов выражения, Н.П. Потоцкая предлагает употреблять термин «метафорическое выражение».
Метафоры по функции часто определяются как стилистический прием олицетворения: Le Crédit agricol a beau affirmer qu’il ne s’agit pas d’une perte réelle... [там же] — Сельскохозяйственный кредит тщетно утверждает, что о потерях не может быть и речи.
Метафорическим изменениям в разных языках подвергаются иногда разные слова для передачи одного и того же значения. Так, во французском и русском языках мы находим следующие метафоры, выраженные по-разному: появление цифрового развлечения — la naissance du divertissement numérique; ручка кастрюли — la queue d‘une casserole; злой взгляд — regard noir; изображать что-либо в чёрном свете — pousser qch au noir.
В теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона метафора рассматривается как когнитивный феномен, как некий механизм постижения действительности, в ходе которого человеческое мышление конструирует образы. «Метафора выступает не только и не столько как способ передачи личностного отношения субъекта к объекту, сколько как способ познания объекта» [Долинин, 1978, с. 151].
В основе теории концептуальной метафоры лежит представление о метафоре как языковом явлении, отражающем процесс познания мира. Метафорические модели заложены в понятийной системе человеческого разума, это своего рода схемы, по которым человек думает и действует. История развития и основные положения теории концептуальной метафоры изложены в работах Дж. Лакоффа, М. Джонсона (1990); А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского (1997); В.З. Демьянкова (1994); Е.С. Кубряко¬вой (1994, 1999); Э.В. Будаева (2006); А.П. Чудинова (2001, 2003) и др. Обычно в лингвистике противопоставляются традиционный (генеративистский) и новый (когнитивный) подходы.
В теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона различаются ориентационные, онтологические и структурные метафоры [Лакофф, Джонсон 1990; Lakoff, 1992].
1. Ориентационные метафоры опираются на пространственные оппозиции типа «верх — низ», «центр — периферия», «больше — меньше» и т.п. Метафоры, использующие направление вверх — вниз (хорошее — вверху, плохое — внизу; лучшее — вверху, худшее — внизу; счастье — вверху, печаль — внизу), гораздо более распространены, чем метафоры вперед — назад (будущее — впереди, прошлое — сзади), но и они, в свою очередь, более распространены, чем метафоры левое — правое (хорошее — справа, плохое, злое, мрачное — слева):
Sous haute surveillance, le centre de contrôle est le cerveau du système [LM, 2007 с. 6] — Под строгим наблюдением находится центр контроля — мозговая часть системы.
...les résultats sont encore loin d’être à la hauteur des ambitions affichées par les Européens [там же] — ...результаты еще далеки от заявленных стремлений европейцев.
Горизонтальное положение ассоциируется со сном, болезнью (пассивностью), смертью. Вертикальное — со здоровьем, физической силой, энергичностью. Оппозиция «верх — низ» представляет отношения подчиненности и иерархии, а также направление движения, где «вниз» подразумевает отрицательное отношение, что связано с негативным отношением человека к падению:
Mais il faut une volonté politique ferme et des moyens à la hauteur afin de chasser la peur d’avoir un jour à emprunter le ‘descenseur’ social [там же, с. 2]. — Но нужна политическая воля и средства соответствующего уровня, чтобы прогнать страх перед тем, что однажды придется спускаться на социальном лифте.
К общему блоку метафор «движения» относятся метафоры, описывающие «движение вперед — назад» или «движение к объекту — от объекта», а также «отсутствие движения». Оппозиция «движение вперед — назад» может выражать: возвращение на старую позицию или регресс. Явления общественно-политической жизни могут быть описаны как дорога, на которой происходит движение. Используются: глаголы движения, отглагольные существительные, прилагательные, наречия.
2. Онтологические метафоры или, иначе, «метафоры вместилища» опираются, во-первых, на представление о человеческой душе как неком вместилище чувств, а во-вторых, на представление о неодушевленных предметах как живых существах:
...les critiques qui fusent sur l’étalage de sa vie privée [LP, 2008, с. 28].
Le cigare cubain — le puro — s’affiche encore avec orgueuil dans les arènes de la Maestranza. Il appartient au rituel taurin, lui-même menacé par les nouvelles décences... [там же, с. 3].
3. Структурные метафоры опираются на возможность использования средств одной понятийной сферы для описания другой. Например, течение спора нередко описывается как боевые действия, жизнь человека — как путешествие. Приведем пример описания обращения человека к другому человеку, а также обращение внимание на предмет как «атаку»:
Mussard, qui a posé un dossier sur une chaise en arrivant, attaque: Bonjour, patron! [Jarrige, 2002, с. 37].
Dès que nous sommes assis, il attaque: Voilà! J’ai peut-être trouvé une piste! [там же, с. 208].
Je me lève et j’efface soigneusement le tableau. Puis j’attaque mon casse-croûte, tout en faisant du café [там же, с. 106].
Наряду с моделями концептуальной метафоры в лингвистике описываются метонимические модели, которые также рассматриваются как своего рода схемы человеческого мышления:
Ultime gifle à Israël: le départ de ses missiles fut commentés en directe par le chef de la missile chiite Hassan Nasrallah [PM, 2008а, с. 14].
В современной теории метафоры уже принято говорить не о вещах (объектах) метафоры, а о «концептуальных областях», «пространствах» или концептах, метафорических моделях, таксонах [Лакофф, Джонсон, 1990; Баранов, 2006; Уткина, 2006]. Так, концепт «время — деньги» присутствует в английском, французском, русском языках. Время так же значимо, как и деньги, его можно выиграть (gagner du temps), растратить (perdre du temps), им можно располагать (avoir le temps de faire qch) или украсть:
Dès qu’ils peuvent, Nicolas et Carla Sarkozy volent à leur emploi du temps serré quelques minutes de tendresse [PM, 2008а, с. 43]. — При случае Николя и Карла Саркози крадут из своего плотного графика несколько минут нежности.
Такие абстрактные явления, как время, жизнь, эмоции, чувства, политические и экономические процессы, события общественного порядка чаще всего описываются метафорически. Наиболее часто явления общественно-политической жизни описываются с помощью метафор, которые можно отнести к области «человек и его деятельность», то есть эти явления персонифицируются. Объяснение причин происходящего осуществляется с помощью метафор, указывающих на привычки, манеры, черты характера людей:
...il suggère, invente, décide, bousculant les habitudes et abreuvant ses ministres de missions [LP, 2008, с. 28].
Употребительны метафоры внешней схожести с человеческим телом, человеческими органами: au coeur du jeu vidéo [LM, 2007, с. 1]; le centre de contrôle est le cerveau du système [там же, с. 6]. Широко используются метафоры различных стадий жизни человека и его смерти: la naissance du divertissement numérique [там же, с. 9]; On n’en finit pas de dirе du cinéma français qu’il est mort ou en grand danger [PM, 2008а, с. 13]. Экономика и политика часто описываются как «здоровые» или «страдающие от болезни»: симптомы болезни, диагноз заболевания, лечение (методы и лекарства):
La guerre se passe entièrement dans l’arrière-gorge d’une personne enrhumée [Nimier, 1950, с. 42].
Описание явлений общественно-политического характера с помощью метафоры «деятельность человека» покрывает, например, такие сферы, как охота, шахматы:
Je comprends qu’une actualité chasse l’autre, dit-il [LM, 2007,8].
Chancel met la vulgarité échec et mat [PM, 2008а, с. 17] .
Прагматика метафоры значительно менее разработанный вопрос, чем ее семантика. Большинство исследований метафоры семантически ориентированы, и если речь идет о прагматическом измерении рассматриваемого феномена, то специалисты предпочитают писать о «прагматическом потенциале» метафоры, но не о ее «прагматическом эффекте» [Бугаев, 2006].
Наиболее известное исследование метафорики в области политической коммуникации было проведено Дж. Лакоффом на примере анализа метафорических средств оправдания первой войны в Персидском заливе в американском политическом дискурсе [Lakoff, 1992]. Свое видение прагматического аспекта метафоры автор выразил достаточно ясно: «Metaphors can kill» («Метафоры могут убивать»). Разумеется, что это тоже метафора, и речь идет о влиянии метафор на сознание рядовых американцев в сложной цепи причинно-следственных связей, приведших к военной кампании. Вместе с тем «оправдание» определенного сценария развития ситуации посредством метафор еще не означает реального убеждения. Если учитывать, что многие американцы не поддержали военную операцию в Ираке, то становится ясно, что речь идет скорее о моральном самооправдании власти, чем об успешном тотальном внушении американской нации.
Механизмы прагматического воздействия метафоры рассматривались во многих работах, и предложенные специалистами теоретические объяснения последовательны и убедительны [Баранов, 2006; Чудинов, 2001, 2003; Lakoff, 1992]. Вместе с тем практических изысканий, направленных на эмпирическое доказательство эффективности этих механизмов, немного. Э.В. Будаев полагает, что основная проблема заключается в том, что лингвистическими методами вопрос об эффективности метафорического воздействия решить невозможно, и поэтому лингвисты вынуждены обращаться к междисциплинарным эвристикам в рамках широко понимаемого дискурс-анализа или использовать гипотетические допущения (что совсем не означает, что эти допущения не верны). Так или иначе, научный подход к осмыслению явлений действительности требует дедуктивной проверки тех гипотетических положений, верификация которых возможна [Будаев, 2006, с. 2].
Существует три основных подхода к изучению прагматики метафор, что не означает, что прагматическая проблематика не рассматривается с других методологических позиций.
Психолингвистические методики. Исследования в этом направлении очень важны при рассмотрении прагматических эффектов. Анализ метафор позволяет реконструировать концептуальные структуры в сознании адресанта коммуникации или выявить его интенции, но для того чтобы определить степень эффективности использования метафор, выяснить реализуется ли заложенный в метафорах прагматический потенциал, необходимо обратиться непосредственно к изучению сознания адресата.
Контент-анализ позволил доказать, что в периоды политических и экономических кризисов, а также в предвыборный период, значительно возрастает количество метафор в СМИ. Следовательно, метафора является способом преодоления проблемных ситуаций и средством воздействия на процесс принятия решений.
Сущность лингвокультурологического подхода к анализу метафоры можно выразить словами Дж. Лакоффа и М. Джонсона о том, что «наиболее фундаментальные культурные ценности согласованы с метафорической структурой основных понятий данной культуры» [Лакофф, Джонсон, 1990, с. 404].
Очевидно, что убеждающий эффект метафоры связан с актуализацией отдельных сегментов концептуальных структур в сознании адресата коммуникации, а сами эти структуры формируются в процессе формирования языковой личности в семиотическом пространстве определенной культуры. Поэтому даже с крайне скептических позиций нельзя утверждать, что прагматический эффект метафор невелик. Наоборот, если прагматический эффект возможен, то он должен основываться на лингвокультурном опыте определенного социума.
Итак, исходя из вышеизложенного можно сделать некоторые выводы: прагматический аспект такого полифункционального единства, как метафора, осуществляется на семантическом и когнитивном уровнях. На семантическом уровне передача образности метафоры (реализация прагматической функции) создается за счет сочетания признаков компонента-означающего и компонента-озна-чаемого, образа и темы. То есть сила прагматического эффекта метафоры варьирует в зависимости от новизны (неожиданности) такого сочетания. На когнитивном уровне прагматический аспект метафоры прослеживается в отношении говорящего, создавшего образность, к объективно существующему компоненту-означаемо-му, в его интенции приписывать теме определенные признаки для создания образа, в его целях познать новое через сравнение с уже известным.
Газетно-публицистический стиль
Для определения места газетного стиля в иерархии функциональных стилей обратимся к проблеме функционально-стилевого статуса газеты, а также рассмотрим функции газетно-публицисти-ческого стиля и его лексико-стилистические особенности.
Когда мы говорим о «функциональном стиле» языка, мы понимаем под этим стиль, связанный с той или иной функцией языка. В.В. Виноградов дает следующее определение стиля: «Стиль — это общественно-осознанная и функционально обусловленная, внутренне объединенная совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка, соотносительная с другими такими же способами выражения, которые служат для иных целей, выполняют иные функции в речевой общественной практике данного народа» [Виноградов, 1955].
В.В. Виноградов приводит свою классификацию стилей, в которой параметры «общение», «сообщение» и «воздействие» определены как важнейшие общественные функции: обиходно-бытовой стиль (функция общения); обиходно-деловой; официально-документальный и научный (функция сообщения); публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия) [Виноградов, 1963, с. 6]. В.Г. Костомаров в качестве параметров классификации функциональных стилей предлагает использовать понятия «сфера общественной жизни» и «сфера использования языка» [Костомаров, 1965, с. 172—176]. В.П. Мурат предлагает следующую классификацию функциональных стилей: разговорно-литературный, поэтический, газетно-политический, официально-деловой, научный, профессионально-технический, просторечно-фамильярный [Мурат, 1957, с. 20—22]. Более «компактную» систему стилей находим у Р.Г. Пиотровского: книжный (интеллектуально-книжный), литературно-разговорный, просторечный (последние два характеризуются как «разговорно-экспрес-сивные») [Пиотровский, 1960, с. 20—21, 166]. Согласно А.Н. Гвоздеву классификация функциональных стилей выглядит так: деловой, художественный, публицистический, научно-попу-лярный (стиль книжной речи), разговорный (стиль бытовой речи) [Гвоздев, 1965, с. 17—28]. По А.И. Ефимову: художественно-беллетристический, общественно-публицистический, научный, профессионально-технический, официально-документальный, эпистолярный [Ефимов, 1954, с. 21—27]. В книге «Русский язык и советское общество» другое название стилей речи, а именно функциональные разновидности речи: публицистическая, научная, деловая, художественная, разговорная [Русский..., 1962, с. 97—98]. М.Н. Кожина называет стили речи: официально-риторический, обиходно-деловой, научно-технический, публицистический, художественный [Кожина, 1962, с. 16—17].
Различие в терминологии, определяющей функциональные стили речи, связаны с их взаимопроникновением. Многие авторы сходятся во мнении, что разные функциональные стили речи находятся в живом соотношении и взаимодействии [Виноградов, 1955, с. 82; Пиотровский, 1956, с. 18; Будагов, 1954, с. 67; Гальперин, 1954, с. 77; Кожина, 1962, с. 19; Гельгардт, 1959, с. 99; Адмони, Сильман, 1954, с. 97; Брандес, 1990; Розенталь, 1968].
В зависимости от содержания и цели высказывания различают научно-деловую, литературно-художественную и бытовую речь. Литературно-художественная речь отбирает самые разнообразные лексические и грамматические явления языка, комбинируя их основные и дополнительные значения для передачи художественных образов. К художественной речи примыкает и публицистическая речь, имеющая общие черты с научной речью. Ее целью является такое освещение вопросов общественной жизни, которое побудило бы слушателей и читателей к активному разрешению той или иной общественно-политической проблемы [Пиотровский, 1956, с. 16—17; Кузнецов, 1991, с. 45; Брандес, Провоторов, 2003, с. 71; Зененко, 2004]. Различные причины обусловливают существование ответвлений, разновидностей и форм функционирования языка. Находясь в разных плоскостях, эти разновидности и формы постоянно взаимодействуют между собой. Их многоплановость и взаимопроникновение объясняют трудности при их классификации и характеристике. Р.Г. Пиотровский, говоря о неупорядоченности терминологии в этой области языкознания, не соглашается с языковедами, которые отождествляют понятия «норма», «речь», «форма» и которые, тем самым, не различают причину и следствие. Речевые стили у Р.Г. Пиотровского — это общие нормы отбора и употребления тех или иных элементов из различных синонимических рядов. Подобный выбор основывается на различиях в исторических условиях, сферах, формах и задачах общения, которые, в свою очередь, порождают различные ответвления, разновидности и формы функционирования языка. Многоплановость и взаимопроникновение стилей речи определяется тем, например, что для научно-деловой речи характерен особый отбор языкового материала, но это не значит, что научно-деловой стиль не может быть использован в литературно-художественной речи. И научно-деловая речь, в свою очередь, может иногда обратиться к средствам стилей бытовой речи. Принципы отбора речевого материала не тождественны для каждого речевого стиля. Невозможно говорить о едином литературно-художественном стиле, поскольку здесь используются элементы самых разнообразных форм речи. И таким образом речевые стили создаются на базе взаимодействия различных форм и разновидностей языка [Пиотровский, 1956, с. 18—19].
В системе речевых стилей французского языка Р.Г. Пиотровского рассмотрим разновидности письменного языка. Книжный стиль, сложившийся в результате длительного функционирования литературного языка в монологической письменной форме, подразделяется на четыре более частные типа речевых стилей [там же, с. 19—20]: 1) литературно-повествовательный (средний) стиль. Это стиль прозаических произведений, частной переписки. В периодической печати выделен особый публицистический стиль; 2) торжественно-поэтический (высокий) стиль — стиль поэтических произведений, ораторской речи, «высокой прозы»; 3) научно-профессиональный стиль, используемый в целях научного общения; 4) официально-деловой стиль административно-деловых документов.
С точки зрения эволюции система речевых стилей языка, как и содержание отдельных стилей, исторически изменчива. На ранних этапах развития французского языка система речевых стилей была ограниченной и сводилась к противопоставлению повествовательного и торжественно-поэтического стилей. Почти отсутствовали научный и официально-канцелярский стили. Сегодня во французском языке различия между литературно-повествователь-ным и научно-профессиональным стилем не так значительны, как в русском. Говоря не только о лексических элементах, способных «стилизировать» речь, можно отметить, что грамматические категории французского глагола могут играть роль стилистических элементов. Так, употребление Passé Simple придает речи архаично-книжное звучание, а изложение в Passé Composé может сообщать ему бытовую окраску.
Стилистические возможности системы временных форм русского глагола невелики. Однако, обращаясь к фонетике русского языка, мы видим, что она имеет обширные стилистические функции (например, отчетливо просторечное «мóлодежь», противопоставленное литературно-нормативному «молодёжь»). Ударение во французском языке, являясь несвободным, не имеет стилистических функций [там же, с. 21—23]. Для нашей работы важно определение стиля как совокупности приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения.
В различных источниках публицистический стиль именуется и газетно-публицистическим, и газетным, и общественно-полити-ческим. Оп
Мы попытаемся расширить стратегии перевода метафоры, поскольку перевод когнитивных метафор может стать еще одним этапом в развитии сравнительных исследований языковых картин мира разных стран и культур. Концептуальная теория метафоры полнее отражает суть, назначение и механизм функционирования метафоры как способа человеческого мышления. В связи с этим методологической базой здесь служат коммуникативно-прагмати-ческий и когнитивный подходы. Нашей целью было описание метафоры как совокупности когнитивно-коммуникативных стратегий и выявление степени полноты передачи ее прагматического аспекта при переводе. Для этого нужно было решить ряд задач: 1) описать метафорическую семантику как систему взаимосвязанных элементов (первоначальное значение слова; образ, который рождается в результате сопоставления; новое понятийное содержание, новая номинация, возникающая в результате осмысления метафоры); 2) дать краткий обзор функций, видов и типов метафор; 3) изложить основные положения когнитивной теории метафоры; 4) показать реализацию прагматического эффекта метафоры на семантическом и когнитивном уровнях; 5) проследить отражение функционирования метафоры как средства речевого воздействия в текстах газетно-публицистического стиля французского языка; 6) рассмотреть и практически применить существующие стратегии перевода метафоры с целью выявления возможности или невозможности полной передачи ее прагматического аспекта при переводе.
Материалом для исследования послужили контексты метафор, полученные методом сплошной выборки. В качестве источников были использованы газетные и журнальные статьи во французских периодических изданиях — Le Monde, Le Point, Paris Match. При описании главных семантических и когнитивных характеристик метафоры и лексико-грамматических особенностей французской прессы (с акцентом на прагматику) уделено внимание и проблеме взаимодействия функциональных стилей в газетных текстах разных жанров, жанровой стилистике. Дан семантико-прагматический анализ и переводы когнитивных метафор, а также когнитивных комплексов метафор (группа ориентационно-онтологических метафор).
Семантика и прагматика метафоры
Цицерон писал о существовании метафоры в следующих выражениях: «Возможно, метафоры являются лишь заимствованиями, за неимением нужного термина в языке, мы заимствуем из других то, чем мы сами не владеем. Метафора выражает идею с бóльшим блеском и большей выразительностью; она прибавляет выразительности предмету и позволяет достичь большей краткости изложения» [Cicéron, 1968]. Данное определение актуально и для современной лингвистики, в которой метафора определяется как «троп, состоящий в употреблении слов и выражений в переносном смысле на основании сходства, аналогии», а также как «оборот речи, заключающий скрытое уподобление, образное сближение слов на базе их переносного значения» [Виноградов, 1963; Ахманова, 2007; Марузо, 1960; Якобсон, 1970; Долинин, 1978; Стерн, 1932; Томашевский, 1959; Хованская, 1984; Хованская, Дмитриева, 1991; Потоцкая, 1974; Морен, Тетеревникова, 1970; Colignon, Berthier, 1984; Словарь..., 1957; Словарь..., 1990; Словарь..., 2005].
Дж. Миллер определяет метафору как сокращенное сравнение, «утверждение сравнения, в котором что-то опущено» [Миллер, 1990, с. 260]. Эту точку зрения не разделяет А. Вежбицкая [Вежбицкая, 1990, с. 143]. Но такое определение происходит из разграничения метафоры и сравнения, сделанного Ш. Балли. В сравнении мы используем слова, которые дают нам понять, что сравниваются две вещи. Например, если мы говорим о разгневанном человеке «он словно лев», то это сравнение. Но когда мы говорим «он — настоящий лев», сравнение находится только в со-знании, а не в словах, и это — метафора [Балли, 2001, с. 221; Colignon, Berthier, 1984, с. 55].
Метафора как стилистическая фигура имеет множество функций, среди которых выделяются главные:
улавливать и создавать сходство между двумя несходными вещами [Федорюк, 2001];
обогащать словарный состав языка и придавать выразительность стилю изложения (словообразовательная и стилистическая функции) [Потоцкая, 1974, с. 123];
приписывать «предмету (понятию, явлению) некоторого признака или комплекса признаков, которые иначе приписать ему нельзя» [Долинин, 1978, с. 137];
красочно представлять живые существа и предметы, рисовать нравственный портрет и состояние души (описываемых) персонажей, объяснять факты общественной жизни, убедительно излагать идеи, касающиеся искусства, философии, жизни общества и др. [Морен, Тетеревникова, 1970, с. 182].
О.Е. Вошина рассматривает метафору как полифункциональное единство. Под полифункциональностью понимается одновременная реализация номинативной и прагматической функций. Номинативная функция метафоры реализуется через передачу семантической информации, а под прагматической функцией подразумевается передача образности метафоры [Вошина, 2003, с. 60].
В метафоре сочетаются признаки компонента-означаемого и компонента-означающего. Сочетание таких признаков, их отношения между собой и составляют основу механизма построения метафоры. Б.В. Томашевский писал: «Простое наименование признака, требующего выделения, не всегда удовлетворяет требованиям выразительности. Поэтому иногда наименование признака сопровождается сопоставлением характеризуемого с предметом или явлением, обладающим в полной мере данным признаком» [Томашевский, 1959, с. 201]. Б.В. Томашевский закрепляет за метафорой функцию выразительности и определяет цель метафоры в «присоединении к предмету того признака, который скрыт в самой метафоре» [там же, с. 221].
Г. Стерн и К.А. Долинин одинаково считают, что метафора «выражает оттенки мысли и чувства, которые не могут быть выражены в речи иначе, либо могут быть выражены недостаточно точно» и что «метафора — не украшение, а средство выразить невыразимое» [Stern, 1932; Долинин, 1978, с. 135].
По мнению З.И. Хованской и Л.Л. Дмитриевой, механизм функционирования метафоры таков: метафора основывается на двойной актуализации, или на одновременном и недвусмысленном употреблении двух значений одной лексической единицы. На уровне семы этот прием состоит в сохранении в контексте различительных признаков двух значений, а также во взаимодействии этих признаков, которые обычно выполняют различительную функцию (для этих значений). В данном случае они не только сохранены, но и специальным образом акцентированы контрастирующими элементами контекста [Хованская, Дмитриева, 1991, с. 251]. Сочетание контрастирующих элементов контекста и рождает новое значение, что отвечает словообразовательной функции метафоры. Двойная актуализация подчеркивает семантический потенциал полисемичной единицы, ослабляя противопоставление абстрактного и конкретного [там же, с. 252].
Абстрактное и конкретное в метафоре как две обязательных составляющих любого компаративного тропа больше не противопоставляются, а сравниваются как сходные, аналогичные явления. Таким способом получается синтез — новое значение. В отличие от оксюморона метафора, сочетая противоположности, выражает сравнение, а не контраст [Миллер, 1990, с. 274].
Метафора состоит из компонента-определяемого (обозначающего), то есть того, чему приписываются признаки, и из компонента-определяющего (обозначаемого), то есть того, что эти признаки несет. Первый компонент — это тема (символ а), второй — образ (символ b). В отличие от образа, всегда присутствующего в метафоре, тема может быть и опущена. По этому признаку различают двучленную метафору , где присутствуют а и b, и одночленную метафору, где присутствует только b. Образ всегда присутствует в метафоре, тогда как тема может быть выражена, но может быть и опущена [Долинин, 1978, с. 137].
Рассмотрим виды и типы метафор. Одночленная метафора может быть а) глагольной, б) адъективированной, в) именной.
а) Dans l’entourage de M. Sarkozy, on réfute tout soupçon d’avoir voulu chasser un cyclone médiatique par un autre [LM, 2007, с. 8]. — В окружении господина Саркози отклоняется любое подозрение на желание один информационный вихрь согнать другим (здесь и далее перевод мой. — А.К.).
б) ...son calot de travers sur son front têtu [Nimier, 1950, с. 17] — ...с пилоткой, надвинутой на упрямый лоб.
в) ...l’univers médiatique huilé du président de la République [LM, 2007, с. 8] — ...хорошо слаженная и популярная в СМИ вселенная президента республики.
В каждом случае при метафорически употребленном слове имеется слово или словосочетание, связанное с ним синтаксически и употребленное в прямом смысле. К.А. Долинин предлагает назвать этот элемент «опорным словом» и обозначить символом А. Следовательно, формула для одночленной метафоры выглядит так: А+ b. Двучленная метафора обычно представлена двумя именными группами: а) предикативом и б) приложением и именным словосочетанием:
а) la disparition du tabac dans les lieux publiques est une façon moins anodine de tirer sa révérence [LP, 2008, с. 3] — исчезновение табака в общественных местах — это наименее безобидный способ раскланяться и уйти.
б) Crédit agricol, l’un des piliers du secteur bancaire français, (...) a révélé… [LM, 2007, с. 1] — Сельскохозяйственный кредит, один из оплотов банковской отрасли, обнаружил…; ...la fumée du souvenir [Nimier, 1950, с. 42] — дымка воспоминаний.
Двучленная метафора может быть представлена формулой а = b [Bouverot, 1969], поскольку конструкции, в которых соединяются а и b, будь то предикативная конструкция, приложение или именное словосочетание, имеют одно и то же грамматическое значение. Однако а и b обозначают заведомо не тождественные, далекие, порой даже принадлежащие к разным логическим категориям понятия, и, следовательно, метафора может уподоблять:
абстрактные и конкретные понятия: ...la sortie du carcan des 35 heures [LP, 2008, с. 32] — ...освобождение из железного ошейника 35-часовой недели;
одушевленные существительные и другие живые существа: La victime était un maniaque du rangement [Jarrige, 2002, с. 75]. — Убитая была маньяком порядка;
живые существа с неодушевленными предметами: ...le président de la République est un coeur à prendre [LM, 2007, с. 8] — ...сердце президента республики свободно;
человека и животного: Je connais bien les lieutenants que je vais mettre sur le coup. Je vais les mettre au parfum et je vous garantie leur discrétion [Jarrige 2002, с. 86, 221]. — Я хорошо знаю лейтенантов, которых я собираюсь отправить на задание. Я дам им след и я гарантирую их молчание. De mon côté, je voyait arriver dans ma boîte de jeunes loups qui voulaient prendre ma place [там же, с. 86, 242]. — Что до меня, то я видел тех «молодых волков», приходивших сюда и желавших занять мое место;
человека и насекомого: En attendant, nous devons continuer notre travail de fourmis... [там же, с. 86, 262] — В ожидании мы должны продолжать нашу кропотливую работу;
неодушевленные предметы, абстрактные понятия с живыми существами (метафора построена на олицетворении): L’Etat providence… est le fils dégénéré de l’Etat monarchique… [LP, 2008, с. 31] — Государство-Провидение… — это выродок монархического Государства...; En une seconde je pense amoureusement aux villes, aux maisons bien-aimées, aux trottoirs, à leur douce peau goudronnée [Nimier, 1950, с. 44]. — В следующую секунду я с любовью вспоминаю о городах, о возлюбленных домах, о тротуарах, об их нежной коже, пропитанной смолой;
явления социального и морального порядка, абстрактные понятия с материальными предметами: ...huit chapitres ont été gêlés par Bruxelles en 2006 [LM, 2007 с. 6] — ...восемь статей были заморожены правительством Брюсселя в 2006 году; ...le SIS... est devenu un outil majeur de la coopération judiciaire et policière [там же] — ...система информирования на территории Шенгенской зоны (СИТШЕЗ) стала главным инструментом юридического и полицейского сотрудничества;
события человеческой жизни и природные явления: Si j’avais su ce qui s’amassait au-dessus de ma tête, les orages et ma noire infortune, je n’aurais pas musardé, perdu mon temps, ma vie et mon avenir militaire [Nimier, 1950, с. 24]. — Если бы я знал, что сгущалось над моей головой, грозы и мрачные невзгоды, я бы не ротозейничал, не упустил моего времени, моей жизни и моего военного будущего.
Двучленная метафора представляет собой семантически противоречивое высказывание в силу прямого противоречия значения синтаксической конструкции с лексическим значением компонентов. К.А. Долинин полагает, что грамматическое значение (а = b) является ведущим в процессе восприятия. Читатель ищет в образе те семы-признаки, которые, принадлежа b, могут в то же время характеризовать и а. Все признаки, который читатель выделяет из b и прилагает к а, остаются элементами «нерасчлененного представления, в котором совмещены признаки разных предметов» [Федоров, 1969, с. 22]. Одночленная метафора состоит в том, что опорному слову А приписывается «чужой» атрибут b. Этот чужой атрибут вызывает представление о своем постоянном, узуальном «хозяине». К.А. Долинин обозначает его символом В. Под влиянием сближения атрибутов а и b в сознании читателя происходит сближение «хозяев» — А и В. Таким образом, характер отношений между элементами формул следующий:
1) для двучленной метафоры А = b, где А и b — имена предметов и явлений, между которыми утверждается отношение тождества или включения;
2) для одночленной метафоры А и b принадлежат к различным категориям и между ними устанавливаются иные отношения: А создает b или А характеризует b [Долинин, 1978, с. 137—144].
Характер отношений между элементами метафоры может быть более или менее прямым, непосредственным, более конкретным или более абстрактным [Морен, Тетеревникова, 1970, с. 179]. В многослойной метафоре одновременно реализуются несколько значений слова. С точки зрения отношений между компонентами многослойной метафоры (которая может быть и одночленной и двучленной), необходимо отметить, что в ней возникает вторичное сближение между А и В. К.А. Долинин приводит пример: Le corbeau. — L’accent grave sur le sillon, где на первом уровне дешифровки le corbeau — это l’accent, так как тело сидящей вороны располагается примерно под углом 45°. У слова grave одновременно реализуются несколько значений: фразеологическое в составе терминологического сочетания accent grave и свободные — серьезный, важный, низкий (о звуке). То есть значения слова характеризуют ворону (или ее крик) как вестника несчастья. Но слово grave выступает здесь не только как характеристика звука, но и как окказиональное звукоподражание. На втором уровне дешифровки в метафоре происходит вторичное сближение между А (le sillon) и В — узуальным «хозяином» accent grave, то есть строкой. Следовательно, строка подобна борозде, и тот, кто производит строку (писатель), сравнивается с тем, кто производит борозду (пахарь). Таким образом, в метафоре L’accent grave sur le sillon одновременно присутствуют два образа: вороны и писателя.
Образ в развернутой метафоре (la métaphore suivie ou filée) — это сложное семантическое образование: развернутое словосочетание, предложение или текст. Отличие развернутой метафоры от многослойной состоит в том, что в первой образ реализует те семантические, лексические и грамматические валентности, которые присущи ему в прямом значении [Долинин, 1978, с. 146].
По типам метафоры делятся на структуральные (типы актуализированного значения) и функциональные (по степени актуализации конкретных смыслов). Структуральные метафоры строятся:
на взаимодействии прямого (свободного) и переносного (функционально ограниченного) смыслов; семантическая связь последнего обновлена контекстом;
на параллельной актуализации прямого смысла, закрепленного в узусе, и нового значения, являющегося результатом полного его преобразования. Здесь мы видим комбинированный троп: метафорическая метонимия и метонимичная метафора;
на комбинировании прямого смысла слова с его значением в узусе или с его этимологическим источником. Последнее встречается намного реже ввиду его исключительно литературного и книжного характера.
Для функционального типа метафоры важна степень полноты, характеризующей актуализацию конкретного смысла. З.И. Хованская предлагает ограничить изучение всех видов функциональной метафоры рассмотрением различий между простой (simple) и развернутой (développée ) метафорами.
В развернутой метафоре реализация полноты значения совершеннее, тогда как простая метафора актуализирует один или два признака смысла только строго необходимые, чтобы обеспечить метафоричность выражения. Именно такая «несовершенность» актуализации употребленных смыслов, характерная для простой метафоры, объясняет природу комических эффектов, афоризмов и каламбуров [Хованская, Дмитриева, 1991, с. 252—258].
Метафора может быть полной (métaphore totale) и частичной (métaphore partielle) по функции или признаку [Потоцкая, 1974, с. 123].
Пример метафоры по признаку: ...cette annonce fait l’effet d’un coup de tonnerre dans le ciel [LM, 2007 с. 1] — ...это заявление прогремело, словно гром среди ясного неба.
Пример метафоры по функции: ...les banques françaises sont invitées à éplucher leurs comptes [там же] — ... французские банки приглашены провести ревизию своих счетов.
Когда перенос значения касается только одного из компонентов выражения, Н.П. Потоцкая предлагает употреблять термин «метафорическое выражение».
Метафоры по функции часто определяются как стилистический прием олицетворения: Le Crédit agricol a beau affirmer qu’il ne s’agit pas d’une perte réelle... [там же] — Сельскохозяйственный кредит тщетно утверждает, что о потерях не может быть и речи.
Метафорическим изменениям в разных языках подвергаются иногда разные слова для передачи одного и того же значения. Так, во французском и русском языках мы находим следующие метафоры, выраженные по-разному: появление цифрового развлечения — la naissance du divertissement numérique; ручка кастрюли — la queue d‘une casserole; злой взгляд — regard noir; изображать что-либо в чёрном свете — pousser qch au noir.
В теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона метафора рассматривается как когнитивный феномен, как некий механизм постижения действительности, в ходе которого человеческое мышление конструирует образы. «Метафора выступает не только и не столько как способ передачи личностного отношения субъекта к объекту, сколько как способ познания объекта» [Долинин, 1978, с. 151].
В основе теории концептуальной метафоры лежит представление о метафоре как языковом явлении, отражающем процесс познания мира. Метафорические модели заложены в понятийной системе человеческого разума, это своего рода схемы, по которым человек думает и действует. История развития и основные положения теории концептуальной метафоры изложены в работах Дж. Лакоффа, М. Джонсона (1990); А.Н. Баранова, Д.О. Добровольского (1997); В.З. Демьянкова (1994); Е.С. Кубряко¬вой (1994, 1999); Э.В. Будаева (2006); А.П. Чудинова (2001, 2003) и др. Обычно в лингвистике противопоставляются традиционный (генеративистский) и новый (когнитивный) подходы.
В теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона различаются ориентационные, онтологические и структурные метафоры [Лакофф, Джонсон 1990; Lakoff, 1992].
1. Ориентационные метафоры опираются на пространственные оппозиции типа «верх — низ», «центр — периферия», «больше — меньше» и т.п. Метафоры, использующие направление вверх — вниз (хорошее — вверху, плохое — внизу; лучшее — вверху, худшее — внизу; счастье — вверху, печаль — внизу), гораздо более распространены, чем метафоры вперед — назад (будущее — впереди, прошлое — сзади), но и они, в свою очередь, более распространены, чем метафоры левое — правое (хорошее — справа, плохое, злое, мрачное — слева):
Sous haute surveillance, le centre de contrôle est le cerveau du système [LM, 2007 с. 6] — Под строгим наблюдением находится центр контроля — мозговая часть системы.
...les résultats sont encore loin d’être à la hauteur des ambitions affichées par les Européens [там же] — ...результаты еще далеки от заявленных стремлений европейцев.
Горизонтальное положение ассоциируется со сном, болезнью (пассивностью), смертью. Вертикальное — со здоровьем, физической силой, энергичностью. Оппозиция «верх — низ» представляет отношения подчиненности и иерархии, а также направление движения, где «вниз» подразумевает отрицательное отношение, что связано с негативным отношением человека к падению:
Mais il faut une volonté politique ferme et des moyens à la hauteur afin de chasser la peur d’avoir un jour à emprunter le ‘descenseur’ social [там же, с. 2]. — Но нужна политическая воля и средства соответствующего уровня, чтобы прогнать страх перед тем, что однажды придется спускаться на социальном лифте.
К общему блоку метафор «движения» относятся метафоры, описывающие «движение вперед — назад» или «движение к объекту — от объекта», а также «отсутствие движения». Оппозиция «движение вперед — назад» может выражать: возвращение на старую позицию или регресс. Явления общественно-политической жизни могут быть описаны как дорога, на которой происходит движение. Используются: глаголы движения, отглагольные существительные, прилагательные, наречия.
2. Онтологические метафоры или, иначе, «метафоры вместилища» опираются, во-первых, на представление о человеческой душе как неком вместилище чувств, а во-вторых, на представление о неодушевленных предметах как живых существах:
...les critiques qui fusent sur l’étalage de sa vie privée [LP, 2008, с. 28].
Le cigare cubain — le puro — s’affiche encore avec orgueuil dans les arènes de la Maestranza. Il appartient au rituel taurin, lui-même menacé par les nouvelles décences... [там же, с. 3].
3. Структурные метафоры опираются на возможность использования средств одной понятийной сферы для описания другой. Например, течение спора нередко описывается как боевые действия, жизнь человека — как путешествие. Приведем пример описания обращения человека к другому человеку, а также обращение внимание на предмет как «атаку»:
Mussard, qui a posé un dossier sur une chaise en arrivant, attaque: Bonjour, patron! [Jarrige, 2002, с. 37].
Dès que nous sommes assis, il attaque: Voilà! J’ai peut-être trouvé une piste! [там же, с. 208].
Je me lève et j’efface soigneusement le tableau. Puis j’attaque mon casse-croûte, tout en faisant du café [там же, с. 106].
Наряду с моделями концептуальной метафоры в лингвистике описываются метонимические модели, которые также рассматриваются как своего рода схемы человеческого мышления:
Ultime gifle à Israël: le départ de ses missiles fut commentés en directe par le chef de la missile chiite Hassan Nasrallah [PM, 2008а, с. 14].
В современной теории метафоры уже принято говорить не о вещах (объектах) метафоры, а о «концептуальных областях», «пространствах» или концептах, метафорических моделях, таксонах [Лакофф, Джонсон, 1990; Баранов, 2006; Уткина, 2006]. Так, концепт «время — деньги» присутствует в английском, французском, русском языках. Время так же значимо, как и деньги, его можно выиграть (gagner du temps), растратить (perdre du temps), им можно располагать (avoir le temps de faire qch) или украсть:
Dès qu’ils peuvent, Nicolas et Carla Sarkozy volent à leur emploi du temps serré quelques minutes de tendresse [PM, 2008а, с. 43]. — При случае Николя и Карла Саркози крадут из своего плотного графика несколько минут нежности.
Такие абстрактные явления, как время, жизнь, эмоции, чувства, политические и экономические процессы, события общественного порядка чаще всего описываются метафорически. Наиболее часто явления общественно-политической жизни описываются с помощью метафор, которые можно отнести к области «человек и его деятельность», то есть эти явления персонифицируются. Объяснение причин происходящего осуществляется с помощью метафор, указывающих на привычки, манеры, черты характера людей:
...il suggère, invente, décide, bousculant les habitudes et abreuvant ses ministres de missions [LP, 2008, с. 28].
Употребительны метафоры внешней схожести с человеческим телом, человеческими органами: au coeur du jeu vidéo [LM, 2007, с. 1]; le centre de contrôle est le cerveau du système [там же, с. 6]. Широко используются метафоры различных стадий жизни человека и его смерти: la naissance du divertissement numérique [там же, с. 9]; On n’en finit pas de dirе du cinéma français qu’il est mort ou en grand danger [PM, 2008а, с. 13]. Экономика и политика часто описываются как «здоровые» или «страдающие от болезни»: симптомы болезни, диагноз заболевания, лечение (методы и лекарства):
La guerre se passe entièrement dans l’arrière-gorge d’une personne enrhumée [Nimier, 1950, с. 42].
Описание явлений общественно-политического характера с помощью метафоры «деятельность человека» покрывает, например, такие сферы, как охота, шахматы:
Je comprends qu’une actualité chasse l’autre, dit-il [LM, 2007,8].
Chancel met la vulgarité échec et mat [PM, 2008а, с. 17] .
Прагматика метафоры значительно менее разработанный вопрос, чем ее семантика. Большинство исследований метафоры семантически ориентированы, и если речь идет о прагматическом измерении рассматриваемого феномена, то специалисты предпочитают писать о «прагматическом потенциале» метафоры, но не о ее «прагматическом эффекте» [Бугаев, 2006].
Наиболее известное исследование метафорики в области политической коммуникации было проведено Дж. Лакоффом на примере анализа метафорических средств оправдания первой войны в Персидском заливе в американском политическом дискурсе [Lakoff, 1992]. Свое видение прагматического аспекта метафоры автор выразил достаточно ясно: «Metaphors can kill» («Метафоры могут убивать»). Разумеется, что это тоже метафора, и речь идет о влиянии метафор на сознание рядовых американцев в сложной цепи причинно-следственных связей, приведших к военной кампании. Вместе с тем «оправдание» определенного сценария развития ситуации посредством метафор еще не означает реального убеждения. Если учитывать, что многие американцы не поддержали военную операцию в Ираке, то становится ясно, что речь идет скорее о моральном самооправдании власти, чем об успешном тотальном внушении американской нации.
Механизмы прагматического воздействия метафоры рассматривались во многих работах, и предложенные специалистами теоретические объяснения последовательны и убедительны [Баранов, 2006; Чудинов, 2001, 2003; Lakoff, 1992]. Вместе с тем практических изысканий, направленных на эмпирическое доказательство эффективности этих механизмов, немного. Э.В. Будаев полагает, что основная проблема заключается в том, что лингвистическими методами вопрос об эффективности метафорического воздействия решить невозможно, и поэтому лингвисты вынуждены обращаться к междисциплинарным эвристикам в рамках широко понимаемого дискурс-анализа или использовать гипотетические допущения (что совсем не означает, что эти допущения не верны). Так или иначе, научный подход к осмыслению явлений действительности требует дедуктивной проверки тех гипотетических положений, верификация которых возможна [Будаев, 2006, с. 2].
Существует три основных подхода к изучению прагматики метафор, что не означает, что прагматическая проблематика не рассматривается с других методологических позиций.
Психолингвистические методики. Исследования в этом направлении очень важны при рассмотрении прагматических эффектов. Анализ метафор позволяет реконструировать концептуальные структуры в сознании адресанта коммуникации или выявить его интенции, но для того чтобы определить степень эффективности использования метафор, выяснить реализуется ли заложенный в метафорах прагматический потенциал, необходимо обратиться непосредственно к изучению сознания адресата.
Контент-анализ позволил доказать, что в периоды политических и экономических кризисов, а также в предвыборный период, значительно возрастает количество метафор в СМИ. Следовательно, метафора является способом преодоления проблемных ситуаций и средством воздействия на процесс принятия решений.
Сущность лингвокультурологического подхода к анализу метафоры можно выразить словами Дж. Лакоффа и М. Джонсона о том, что «наиболее фундаментальные культурные ценности согласованы с метафорической структурой основных понятий данной культуры» [Лакофф, Джонсон, 1990, с. 404].
Очевидно, что убеждающий эффект метафоры связан с актуализацией отдельных сегментов концептуальных структур в сознании адресата коммуникации, а сами эти структуры формируются в процессе формирования языковой личности в семиотическом пространстве определенной культуры. Поэтому даже с крайне скептических позиций нельзя утверждать, что прагматический эффект метафор невелик. Наоборот, если прагматический эффект возможен, то он должен основываться на лингвокультурном опыте определенного социума.
Итак, исходя из вышеизложенного можно сделать некоторые выводы: прагматический аспект такого полифункционального единства, как метафора, осуществляется на семантическом и когнитивном уровнях. На семантическом уровне передача образности метафоры (реализация прагматической функции) создается за счет сочетания признаков компонента-означающего и компонента-озна-чаемого, образа и темы. То есть сила прагматического эффекта метафоры варьирует в зависимости от новизны (неожиданности) такого сочетания. На когнитивном уровне прагматический аспект метафоры прослеживается в отношении говорящего, создавшего образность, к объективно существующему компоненту-означаемо-му, в его интенции приписывать теме определенные признаки для создания образа, в его целях познать новое через сравнение с уже известным.
Газетно-публицистический стиль
Для определения места газетного стиля в иерархии функциональных стилей обратимся к проблеме функционально-стилевого статуса газеты, а также рассмотрим функции газетно-публицисти-ческого стиля и его лексико-стилистические особенности.
Когда мы говорим о «функциональном стиле» языка, мы понимаем под этим стиль, связанный с той или иной функцией языка. В.В. Виноградов дает следующее определение стиля: «Стиль — это общественно-осознанная и функционально обусловленная, внутренне объединенная совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка, соотносительная с другими такими же способами выражения, которые служат для иных целей, выполняют иные функции в речевой общественной практике данного народа» [Виноградов, 1955].
В.В. Виноградов приводит свою классификацию стилей, в которой параметры «общение», «сообщение» и «воздействие» определены как важнейшие общественные функции: обиходно-бытовой стиль (функция общения); обиходно-деловой; официально-документальный и научный (функция сообщения); публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия) [Виноградов, 1963, с. 6]. В.Г. Костомаров в качестве параметров классификации функциональных стилей предлагает использовать понятия «сфера общественной жизни» и «сфера использования языка» [Костомаров, 1965, с. 172—176]. В.П. Мурат предлагает следующую классификацию функциональных стилей: разговорно-литературный, поэтический, газетно-политический, официально-деловой, научный, профессионально-технический, просторечно-фамильярный [Мурат, 1957, с. 20—22]. Более «компактную» систему стилей находим у Р.Г. Пиотровского: книжный (интеллектуально-книжный), литературно-разговорный, просторечный (последние два характеризуются как «разговорно-экспрес-сивные») [Пиотровский, 1960, с. 20—21, 166]. Согласно А.Н. Гвоздеву классификация функциональных стилей выглядит так: деловой, художественный, публицистический, научно-попу-лярный (стиль книжной речи), разговорный (стиль бытовой речи) [Гвоздев, 1965, с. 17—28]. По А.И. Ефимову: художественно-беллетристический, общественно-публицистический, научный, профессионально-технический, официально-документальный, эпистолярный [Ефимов, 1954, с. 21—27]. В книге «Русский язык и советское общество» другое название стилей речи, а именно функциональные разновидности речи: публицистическая, научная, деловая, художественная, разговорная [Русский..., 1962, с. 97—98]. М.Н. Кожина называет стили речи: официально-риторический, обиходно-деловой, научно-технический, публицистический, художественный [Кожина, 1962, с. 16—17].
Различие в терминологии, определяющей функциональные стили речи, связаны с их взаимопроникновением. Многие авторы сходятся во мнении, что разные функциональные стили речи находятся в живом соотношении и взаимодействии [Виноградов, 1955, с. 82; Пиотровский, 1956, с. 18; Будагов, 1954, с. 67; Гальперин, 1954, с. 77; Кожина, 1962, с. 19; Гельгардт, 1959, с. 99; Адмони, Сильман, 1954, с. 97; Брандес, 1990; Розенталь, 1968].
В зависимости от содержания и цели высказывания различают научно-деловую, литературно-художественную и бытовую речь. Литературно-художественная речь отбирает самые разнообразные лексические и грамматические явления языка, комбинируя их основные и дополнительные значения для передачи художественных образов. К художественной речи примыкает и публицистическая речь, имеющая общие черты с научной речью. Ее целью является такое освещение вопросов общественной жизни, которое побудило бы слушателей и читателей к активному разрешению той или иной общественно-политической проблемы [Пиотровский, 1956, с. 16—17; Кузнецов, 1991, с. 45; Брандес, Провоторов, 2003, с. 71; Зененко, 2004]. Различные причины обусловливают существование ответвлений, разновидностей и форм функционирования языка. Находясь в разных плоскостях, эти разновидности и формы постоянно взаимодействуют между собой. Их многоплановость и взаимопроникновение объясняют трудности при их классификации и характеристике. Р.Г. Пиотровский, говоря о неупорядоченности терминологии в этой области языкознания, не соглашается с языковедами, которые отождествляют понятия «норма», «речь», «форма» и которые, тем самым, не различают причину и следствие. Речевые стили у Р.Г. Пиотровского — это общие нормы отбора и употребления тех или иных элементов из различных синонимических рядов. Подобный выбор основывается на различиях в исторических условиях, сферах, формах и задачах общения, которые, в свою очередь, порождают различные ответвления, разновидности и формы функционирования языка. Многоплановость и взаимопроникновение стилей речи определяется тем, например, что для научно-деловой речи характерен особый отбор языкового материала, но это не значит, что научно-деловой стиль не может быть использован в литературно-художественной речи. И научно-деловая речь, в свою очередь, может иногда обратиться к средствам стилей бытовой речи. Принципы отбора речевого материала не тождественны для каждого речевого стиля. Невозможно говорить о едином литературно-художественном стиле, поскольку здесь используются элементы самых разнообразных форм речи. И таким образом речевые стили создаются на базе взаимодействия различных форм и разновидностей языка [Пиотровский, 1956, с. 18—19].
В системе речевых стилей французского языка Р.Г. Пиотровского рассмотрим разновидности письменного языка. Книжный стиль, сложившийся в результате длительного функционирования литературного языка в монологической письменной форме, подразделяется на четыре более частные типа речевых стилей [там же, с. 19—20]: 1) литературно-повествовательный (средний) стиль. Это стиль прозаических произведений, частной переписки. В периодической печати выделен особый публицистический стиль; 2) торжественно-поэтический (высокий) стиль — стиль поэтических произведений, ораторской речи, «высокой прозы»; 3) научно-профессиональный стиль, используемый в целях научного общения; 4) официально-деловой стиль административно-деловых документов.
С точки зрения эволюции система речевых стилей языка, как и содержание отдельных стилей, исторически изменчива. На ранних этапах развития французского языка система речевых стилей была ограниченной и сводилась к противопоставлению повествовательного и торжественно-поэтического стилей. Почти отсутствовали научный и официально-канцелярский стили. Сегодня во французском языке различия между литературно-повествователь-ным и научно-профессиональным стилем не так значительны, как в русском. Говоря не только о лексических элементах, способных «стилизировать» речь, можно отметить, что грамматические категории французского глагола могут играть роль стилистических элементов. Так, употребление Passé Simple придает речи архаично-книжное звучание, а изложение в Passé Composé может сообщать ему бытовую окраску.
Стилистические возможности системы временных форм русского глагола невелики. Однако, обращаясь к фонетике русского языка, мы видим, что она имеет обширные стилистические функции (например, отчетливо просторечное «мóлодежь», противопоставленное литературно-нормативному «молодёжь»). Ударение во французском языке, являясь несвободным, не имеет стилистических функций [там же, с. 21—23]. Для нашей работы важно определение стиля как совокупности приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения.
В различных источниках публицистический стиль именуется и газетно-публицистическим, и газетным, и общественно-полити-ческим. Оп
- Автор: Переводчик в Архангельске, Кокорина Анна Владимировна
- Дата: 21-09-2011