Список статей - ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИИ
ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИИ
Во многих современных переводоведческих теориях подчеркивается важность адекватности и эквивалентности перевода, права переводчика на собственный стиль и смещение акцента на то, что перевод является актом творческой переработки текста оригинала. Перевод можно рассматривать как диалогический процесс, происходящий в пространстве, которое не принадлежит ни исходному тексту, ни тексту перевода в абсолютной степени (в частности, эту точку зрения разделяет С.Басснетт-Макгайр). Ранее большое внимание уделялось сравнению оригинала с переводом, зачастую с целью установить, что было утрачено или искажено в процессе перевода. Современный подход решительным образом отличается и не является оценочным. Он стремится к пониманию изменения приоритетов во время переноса (трансференции) текстов из одной языковой системы в другую. Например, при возникновении проблемы так называемой непереводимости, помимо объяснительного перевода (толкования), переводчик должен подумать о возможности подбора фразы на ПЯ с приблизительно сходным значением, т.е. максимально близкого эквивалента, характерного для культуры ПЯ. Попытка навязать систему ценностей культуры ИЯ культуре языка перевода может привести к печальным последствиям (например, понятие Бога-отца не может быть передано буквально на языке, культура которого воспринимает божество как существо женского рода; либо же буквальный перевод фразы the Father Thames не может звучать естественно для русскоязычного рецептора перевода, ибо в русском языке река (впрочем, как и данное географическое название – Темза) – существительное женского рода). Переводчик не может быть автором исходного текста, однако, будучи автором текста на ПЯ, он несет совершенно очевидную моральную ответственность перед получателями текста перевода. Перевод заключается не только в замещении лексических и грамматических элементов ИЯ оными, принадлежащими ПЯ; иногда приходится приносить в жертву те или иные основные языковые элементы (особенно при переводе идиом и метафор: спать, как сурок – to sleep like a log; снявши голову, по волосам не плачут – it’s no use crying over spilt milk/ care is no cure/ big things count, not little ones) с целью достижения экспрессивной идентичности (термин предложен словацким переводоведом Антоном Поповичем) исходного и конечного текстов. Однако здесь возникает вопрос определения естественного уровня эквивалентности в том или ином случае. Проблема эквивалентности, которой, по мнению С. Басснетт, переводоведы зачастую уделяют слишком пристальное внимание (the problem of equivalence, a much-used and abused term in Translation Studies… (Bassnett S., 2005, p. 32)) является одной из центральных и неоднозначных, ибо, по словам Реймонда ван ден Брёка, точное определение эквивалентности хорошо для математики, однако в теории перевода оно не вызовет ничего, кроме проблем в его применении на практике (цит. по Bassnett S., 2005, p.33).
Вопрос определения эквивалентности в современном переводоведении освещается двояко. С одной стороны, особый акцент делается на специфические проблемы семантики и на перенос семантического содержания из ИЯ в ПЯ. С другой стороны, при изучении перевода художественных текстов понятие эквивалентности в приложении к переводу весьма расширилось в силу утверждения некоторыми учеными (в частности, словацким специалистом Дионизом Дюришиным), что переводчик художественного текста должен обеспечивать эквивалентность не на уровне языка, а на уровне художественных приемов, которые не могут рассматриваться изолированно, а лишь в рамках конкретного культурного и временного контекста, в котором они используются. Следовательно, эквивалентность в переводе не должна рассматриваться как стремление к тождественности, ибо она невозможна даже между двумя версиями перевода одного и того же текста, не говоря уже о тексте на языке оригинала и тексте на языке перевода. По утверждению С. Басснетт-Макгайр, которая рассматривает перевод как действие в рамках семиотики и культуры, а не только в качестве исключительно лингвистического процесса, и чью точку зрения в данном случае мы разделяем, эквивалентность перевода представляет собой не тождество, а диалектическое отношение между знаками и структурами в текстах (на ИЯ и ПЯ) и вокруг них.
Что касается определенных потерь при переводе, они неизбежны в силу невозможности тождества между двумя языками. Работы и исследования Ю.А.Найды являются богатым источником информации на эту тему, особенно в отношении трудностей, с которыми сталкивается переводчик при переводе терминов или понятий (реалий) культуры ИЯ, которые не существуют в или не характерны для культуры ПЯ. Однако весьма редко упоминается тот факт, что зачастую переводчик способен обогатить или пояснить текст оригинала в результате своей работы (примером тому могут служить переводы В.А.Жуковского, которые, по сути своей, являются совершенно новыми поэтическими произведениями, написанными «по мотивам» оригинальных стихотворений зарубежных авторов). Именно в этом случае нередко возникает проблема непереводимости, о которой мы уже упоминали выше. Как известно, согласно классификации Дж. Кэтфорда, можно выделить два ее типа: лингвистическую и культурную. Лингвистическая непереводимость возникает в силу различий между ИЯ и ПЯ (например, в ширианском диалекте, на котором говорят жители севера Бразилии, населяющие верховья реки Урарикаа, существует всего лишь пять слов, обозначающих числа: 1)pemi - означает «нисколько», противопоставляется всем остальным положительным числительным; 2)moni - 1 или «немного», но меньше, чем nami; 3)carekep - 2 или больше, чем 1, но меньше, чем carami; 4)nami - «мало» именно в соотношении с carami; и 5)carami - «много», обычно 5 или больше (Nida E.A., 1964, p.173); в противоположность им европейские языки демонстрируют обилие терминов, называющих самые разнообразные числительные), в то время как культурная непереводимость связана с отсутствием в культуре ПЯ ситуативной характеристики или элемента, соответствующих таковым в тексте на языке оригинала (Например, английских королевских стражей нередко называют бифитерами (от английского слова «beef» — говядина), или мясоедами. Это прозвище появилось в голодные времена, когда простой люд недоедал, а дворцовая стража регулярно получала паек говяжьего мяса. Таким образом английская корона обеспечивала себе надежную охрану).
А.Попович также выделяет два типа непереводимости, однако безотносительно к лингвистике либо культуре. К первому типу относится ситуация, в которой языковые элементы оригинала не могут быть адекватно замещены в структурном, линейном, функциональном или семантическом отношении вследствие недостаточной предметной отнесенности (денотации) или сопутствующего (коннотативного) значения Примером тому может служить русская «мерехлюндия» (тоскливое состояние, маета без причины), однако ее можно передать достаточно точно сленговым словом rhino или разговорным wearies, хотя некоторые нюансы значений трудно передать при переводе: она берется ниоткуда и сама пропадает в никуда, при мерехлюндии начинаешь понимать то, что обычно от тебя скрыто: ты глуп, бездарен, никому не нужен и т.п.; мерехлюндия проходит сама собой, возвращая человека в прежнее нормальное состояние.
Некоторые термины трудно поддаются переводу, особенно, при желании сохранить ту же грамматическую категорию. Например, мультяшная «Тилимилитрямбия» или shlimazl, на идиш означающий «хронический неудачник; шлимазл; придурок; "полное счастье"; "подарок маме". Если ко второму слову при переводе на английский язык возможно подобрать достаточно близкий эквивалент, нечто вроде jinxed, hexed, bedevilled, hoodooed или under a whammy\whammied (сглаженный, заколдованный, приносящий несчастье), то транслитерированная Тилимилитрямбия (Tilimilitriambiya) требует предварительного ситуативного и лингвистического контекста и пояснения, связанного с волшебной страной, придуманной мультипликационным ёжиком, в которой все ходят на головах и говорят друг другу «Трям!» - «Здравствуй!».
Второй тип непереводимости, выделяемый А.Поповичем, выходит за рамки исключительно лингвистической классификации и называет ситуацию, в которой отношение выражения значения, т.е. отношение между созидательным субъектом (информантом) и его языковым выражением в ИЯ не находит адекватного языкового выражения в переводе. Примером может служить дворцовый «рейвенсмастер» (ravens master), или смотритель воронов, в обязанности которого входит забота о стае черных воронов, живущих на территории лондонского Тауэра. Согласно поверью, если птицы покинут замок, на Англию обрушатся несчастья, поэтому до сих пор в целях предосторожности смотрители подрезают им крылья.
Безусловно, если несколько переводчиков возьмутся за перевод одного и того же исходного текста, в результате мы получим такое же количество вариантов конечного продукта их труда. Однако в каждом из них обнаружится, по выражению А.Поповича, так называемая инвариантная идея оригинала, представленная стабильными, основополагающими константными семантическими элементами текста. Переводческие трансформации никоим образом не модифицируют ядро значения или центральную тему текста ИЯ, они лишь отражаются на форме его\ее выражения.
Очевидно, что задачей переводчика является нахождение решения независимо от сложности стоящей перед ним задачи. И эти решения могут быть самыми разными, поскольку формирование мнения переводчика относительно того, что составляет инвариантную информацию относительно заданной системы координат, уже само по себе – творческий акт, в котором немалая роль принадлежит языковому чутью. К счастью, на данный момент переводоведение отошло от принятого ранее полного противопоставления науки и творчества, теория и практика идут рука об руку. Поскольку конечный продукт переводческой деятельности является результатом сложного процесса декодирования и перекодирования на семантическом, синтаксическом и прагматическом уровнях, он не должен оцениваться исключительно в соответствии с устаревшей трактовкой того, что составляет творчество. К нашей радости, прошлые утверждения о невозможности перевода вообще и существования переводоведения в частности на основании того, что невозможно обсуждать нечто столь расплывчатое, неявное и незначительное, как перенос «творческого духа» из одного языка в другой, ушли в небытие. И, несмотря на все трудности, переводчики продолжают выполнять свою работу.
Литература:
1. Дюришин Д. Межлитературные формы художественного перевода.//Проблемы особых межлитературных общностей. - М., 1993.
2. Найда Ю. А. К науке переводить // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. - М., 1978. - С.99-114.
3. Найда Ю.А. Наука перевода // Вопросы языкознания. - М., 1970. - № 4. - С. 57 - 63.
4. Попович А. Проблемы художественного перевода. - М.: Высш. шк., 1980.
5. Федоров А.В. К вопросу о переводимости // Актуальные проблемы теории и практики перевода. - М.: Высш. шк. - Т. 1. - 1967. - С. 51 - 58.
6. Bassnett S. Translation Studies/ Literary Theory/ Linguistics. Third Edition. – London and New York: Routledge. Taylor&Francis Group, 2005.
7. Catford J.C. A linguistic theory of translation. - L.: Oxford Univ. Press, 1965.
8. Nida, E. A. Toward a Science of Translating. - Leiden, E. J. Brill, 1964.
9. Nida E. The theory and practice of translation. - Leiden: Brill, 1969.
Опубликована в сборнике научных трудов УРАО за 2011 год (более подробную информацию от типографии, увы, пока получить не удалось)
Вопрос определения эквивалентности в современном переводоведении освещается двояко. С одной стороны, особый акцент делается на специфические проблемы семантики и на перенос семантического содержания из ИЯ в ПЯ. С другой стороны, при изучении перевода художественных текстов понятие эквивалентности в приложении к переводу весьма расширилось в силу утверждения некоторыми учеными (в частности, словацким специалистом Дионизом Дюришиным), что переводчик художественного текста должен обеспечивать эквивалентность не на уровне языка, а на уровне художественных приемов, которые не могут рассматриваться изолированно, а лишь в рамках конкретного культурного и временного контекста, в котором они используются. Следовательно, эквивалентность в переводе не должна рассматриваться как стремление к тождественности, ибо она невозможна даже между двумя версиями перевода одного и того же текста, не говоря уже о тексте на языке оригинала и тексте на языке перевода. По утверждению С. Басснетт-Макгайр, которая рассматривает перевод как действие в рамках семиотики и культуры, а не только в качестве исключительно лингвистического процесса, и чью точку зрения в данном случае мы разделяем, эквивалентность перевода представляет собой не тождество, а диалектическое отношение между знаками и структурами в текстах (на ИЯ и ПЯ) и вокруг них.
Что касается определенных потерь при переводе, они неизбежны в силу невозможности тождества между двумя языками. Работы и исследования Ю.А.Найды являются богатым источником информации на эту тему, особенно в отношении трудностей, с которыми сталкивается переводчик при переводе терминов или понятий (реалий) культуры ИЯ, которые не существуют в или не характерны для культуры ПЯ. Однако весьма редко упоминается тот факт, что зачастую переводчик способен обогатить или пояснить текст оригинала в результате своей работы (примером тому могут служить переводы В.А.Жуковского, которые, по сути своей, являются совершенно новыми поэтическими произведениями, написанными «по мотивам» оригинальных стихотворений зарубежных авторов). Именно в этом случае нередко возникает проблема непереводимости, о которой мы уже упоминали выше. Как известно, согласно классификации Дж. Кэтфорда, можно выделить два ее типа: лингвистическую и культурную. Лингвистическая непереводимость возникает в силу различий между ИЯ и ПЯ (например, в ширианском диалекте, на котором говорят жители севера Бразилии, населяющие верховья реки Урарикаа, существует всего лишь пять слов, обозначающих числа: 1)pemi - означает «нисколько», противопоставляется всем остальным положительным числительным; 2)moni - 1 или «немного», но меньше, чем nami; 3)carekep - 2 или больше, чем 1, но меньше, чем carami; 4)nami - «мало» именно в соотношении с carami; и 5)carami - «много», обычно 5 или больше (Nida E.A., 1964, p.173); в противоположность им европейские языки демонстрируют обилие терминов, называющих самые разнообразные числительные), в то время как культурная непереводимость связана с отсутствием в культуре ПЯ ситуативной характеристики или элемента, соответствующих таковым в тексте на языке оригинала (Например, английских королевских стражей нередко называют бифитерами (от английского слова «beef» — говядина), или мясоедами. Это прозвище появилось в голодные времена, когда простой люд недоедал, а дворцовая стража регулярно получала паек говяжьего мяса. Таким образом английская корона обеспечивала себе надежную охрану).
А.Попович также выделяет два типа непереводимости, однако безотносительно к лингвистике либо культуре. К первому типу относится ситуация, в которой языковые элементы оригинала не могут быть адекватно замещены в структурном, линейном, функциональном или семантическом отношении вследствие недостаточной предметной отнесенности (денотации) или сопутствующего (коннотативного) значения Примером тому может служить русская «мерехлюндия» (тоскливое состояние, маета без причины), однако ее можно передать достаточно точно сленговым словом rhino или разговорным wearies, хотя некоторые нюансы значений трудно передать при переводе: она берется ниоткуда и сама пропадает в никуда, при мерехлюндии начинаешь понимать то, что обычно от тебя скрыто: ты глуп, бездарен, никому не нужен и т.п.; мерехлюндия проходит сама собой, возвращая человека в прежнее нормальное состояние.
Некоторые термины трудно поддаются переводу, особенно, при желании сохранить ту же грамматическую категорию. Например, мультяшная «Тилимилитрямбия» или shlimazl, на идиш означающий «хронический неудачник; шлимазл; придурок; "полное счастье"; "подарок маме". Если ко второму слову при переводе на английский язык возможно подобрать достаточно близкий эквивалент, нечто вроде jinxed, hexed, bedevilled, hoodooed или under a whammy\whammied (сглаженный, заколдованный, приносящий несчастье), то транслитерированная Тилимилитрямбия (Tilimilitriambiya) требует предварительного ситуативного и лингвистического контекста и пояснения, связанного с волшебной страной, придуманной мультипликационным ёжиком, в которой все ходят на головах и говорят друг другу «Трям!» - «Здравствуй!».
Второй тип непереводимости, выделяемый А.Поповичем, выходит за рамки исключительно лингвистической классификации и называет ситуацию, в которой отношение выражения значения, т.е. отношение между созидательным субъектом (информантом) и его языковым выражением в ИЯ не находит адекватного языкового выражения в переводе. Примером может служить дворцовый «рейвенсмастер» (ravens master), или смотритель воронов, в обязанности которого входит забота о стае черных воронов, живущих на территории лондонского Тауэра. Согласно поверью, если птицы покинут замок, на Англию обрушатся несчастья, поэтому до сих пор в целях предосторожности смотрители подрезают им крылья.
Безусловно, если несколько переводчиков возьмутся за перевод одного и того же исходного текста, в результате мы получим такое же количество вариантов конечного продукта их труда. Однако в каждом из них обнаружится, по выражению А.Поповича, так называемая инвариантная идея оригинала, представленная стабильными, основополагающими константными семантическими элементами текста. Переводческие трансформации никоим образом не модифицируют ядро значения или центральную тему текста ИЯ, они лишь отражаются на форме его\ее выражения.
Очевидно, что задачей переводчика является нахождение решения независимо от сложности стоящей перед ним задачи. И эти решения могут быть самыми разными, поскольку формирование мнения переводчика относительно того, что составляет инвариантную информацию относительно заданной системы координат, уже само по себе – творческий акт, в котором немалая роль принадлежит языковому чутью. К счастью, на данный момент переводоведение отошло от принятого ранее полного противопоставления науки и творчества, теория и практика идут рука об руку. Поскольку конечный продукт переводческой деятельности является результатом сложного процесса декодирования и перекодирования на семантическом, синтаксическом и прагматическом уровнях, он не должен оцениваться исключительно в соответствии с устаревшей трактовкой того, что составляет творчество. К нашей радости, прошлые утверждения о невозможности перевода вообще и существования переводоведения в частности на основании того, что невозможно обсуждать нечто столь расплывчатое, неявное и незначительное, как перенос «творческого духа» из одного языка в другой, ушли в небытие. И, несмотря на все трудности, переводчики продолжают выполнять свою работу.
Литература:
1. Дюришин Д. Межлитературные формы художественного перевода.//Проблемы особых межлитературных общностей. - М., 1993.
2. Найда Ю. А. К науке переводить // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. - М., 1978. - С.99-114.
3. Найда Ю.А. Наука перевода // Вопросы языкознания. - М., 1970. - № 4. - С. 57 - 63.
4. Попович А. Проблемы художественного перевода. - М.: Высш. шк., 1980.
5. Федоров А.В. К вопросу о переводимости // Актуальные проблемы теории и практики перевода. - М.: Высш. шк. - Т. 1. - 1967. - С. 51 - 58.
6. Bassnett S. Translation Studies/ Literary Theory/ Linguistics. Third Edition. – London and New York: Routledge. Taylor&Francis Group, 2005.
7. Catford J.C. A linguistic theory of translation. - L.: Oxford Univ. Press, 1965.
8. Nida, E. A. Toward a Science of Translating. - Leiden, E. J. Brill, 1964.
9. Nida E. The theory and practice of translation. - Leiden: Brill, 1969.
Опубликована в сборнике научных трудов УРАО за 2011 год (более подробную информацию от типографии, увы, пока получить не удалось)
- Автор: Переводчик в Москве, Липатова Виктория Валериевна
- Дата: 09-10-2011